Ад и другие

Известное сопрано Альбина Шагимуратова впервые исполнила титульную партию в опере Рахманинова «Франческа да Римини» на сцене Концертного зала Мариинского театра. За пультом симфонического оркестра Мариинского театра стоял Павел Смелков, выступивший в этот вечер не только в дирижерском амплуа. Рассказывает Владимир Дудин.

Альбина Шагимуратова (в центре на переднем плане) органично перешла от итальянского бельканто к героине Рахманинова

Фото: Наталья Разина / Мариинский театр

Альбина Шагимуратова (в центре на переднем плане) органично перешла от итальянского бельканто к героине Рахманинова

Фото: Наталья Разина / Мариинский театр

Рахманинову выпало сочинять свои немногочисленные оперы в то время, когда занять достойное место среди великих было задачей немыслимой сложности. Еще не остыли впечатления от премьер Чайковского и Верди, Римский-Корсаков готовился к своим последним шедеврам — «Золотому петушку» и «Китежу», Италия захлебывалась в волнах веристского бума, Рихард Штраус в Германии только-только фраппировал своей «Саломеей», Франция не могла прийти в себя после шока от диковинных «Пеллеаса и Мелизанды» Дебюсси. Две свои последние законченные оперы — «Скупого рыцаря» и «Франческу да Римини» — Сергей Васильевич написал в бытность дирижером в Большом театре, имея за плечами опыт работы и в Частной опере Мамонтова. Трудно исключать, что он двинул бы вперед оперные традиции Чайковского, скрестив их в начале ХХ века с новыми европейскими веяниями. Но Рахманинов быстро оценил это крайне хлопотное и нервное дело — и предпочел куда более цельную и моноцентричную карьеру композитора-пианиста с коммерчески выгодным графиком мировых турне, тем более что на родине уже было тревожно.

И все же три его оперы (включая «Алеко») успели благополучно отразить модную тенденцию рубежа XIX–ХХ веков — отказ от крупногабаритного формата многочасовой оперы в сторону спрессованной во времени камерной, одноактной. По степени же концентрации сразу нескольких востребованных «измов» — символизма, экспрессионизма, веризма — «Франческа да Римини» тем более отвечала времени. Молодой Рахманинов, однажды так обжегшийся на провале Первой симфонии, стоившем ему тяжелейшей депрессии, не хотел больше никаких провалов. И заручился поддержкой либреттиста Модеста Чайковского — родного брата Петра Ильича, у которого на этот же сюжет была написана симфоническая поэма.

Над «Франческой да Римини» Рахманинова витает и тень запретной любви Тристана и Изольды с их любовью-смертью, и эффектнейший художественный антураж дантовского Ада, его второго круга с вихрем из любовников. Опера начинается со стона нисходящей малой секунды — ее главного строительного материала. На примере полутона композитор демонстрирует филигранную работу с монотематизмом и полисемантикой, то подсвечивая языками пламени хроматические гаммы грешников, то нежно растушевывая той же интерваликой треск мерцающих свечей над любовным ложем Франчески и Паоло. Малая секунда превращается в символ, эмблему мимолетного мгновения Бытия, ради которого можно обречь себя на муки ада.

Фигура мужа Франчески (и старшего брата ее возлюбленного Паоло) Ланчотто Малатесты добавила еще одного героя в галерею оперных злодеев, на сей раз с сильным уклоном в садизм. На теперешнем концерте баритон Владимир Мороз, большой мастер психологических прорисовок, не упустил возможности смачно сплести интонациями жуткий абрис своего уродливого персонажа. Тем большим контрастом к черному, пожизненно фрустрированному, душному мирку властителя Римини звучали тенор Александра Михайлова (Паоло) и сопрано Альбины Шагимуратовой.

Надо признать, что партия рахманиновской Франчески у Шагимуратовой возникла после белькантовых героинь Беллини и Доницетти совершенно органично. Знающая толк в искусстве колоратуры, она и рахманиновскую экспрессию обогатила чувственностью, элегантностью и ровностью идеальной линии бельканто. В ее голосе сопрягались порыв и обреченность, гордость и покорность, которые ярче всего прозвучали в большом ариозо «О, не рыдай, мой Паоло». Тем не менее, одноактной оперой вечер не ограничился, продолжившись после антракта большим отделением рахманиновских романсов, где выступили те же трое солистов. Альбина Шагимуратова исполнила и знаменитый символистский опус 38 с «Маргаритками» и «Крысоловом» и подборку хитов, среди которых были и «Сирень», и «Здесь хорошо», и «Не пой, красавица», но одной из безусловных кульминаций стал «Сон» на стихи Сологуба. В оркестровке Павла Смелкова романсы обрели непривычный масштаб, словно выпустив на волю запечатанный в них симфонический размах. Оркестровка, щедро, точно и тонко задействовавшая все группы оркестра от духовых до арфы, колоколов и шелеста чаймса, щеголяла эрудицией, выстраивая ассоциативные мосты к европейскому каталогу — но особенно к Дебюсси и французской сонорике.

Источник: www.kommersant.ru/doc/6679666